Макс обычно отличался изобретательностью в плане подарков для близких людей на их дни рождения. Мэтту он хотел бы подарить поездку к океану, но в сам день рождения никак невозможно - 23-е апреля приходилось на понедельник и занятия никто не отменял. Поэтому поездку к заливу он отложил на пятницу, а на понедельник надо было думать.
И думать. Первой идеей было набить коробку конфетами и небольшими бумажками с признаниями в любви и просто красивыми искренними словами, но - нельзя. Найдет Скотт - спалит к чёрту. Найдет Томас - спалит и Мэтта, и Макса. В общем, подарок должен был быть романтичным, значимым, но беспалевным. Дарить полезное - книги, или бесполезное - красивую фигню для рабочего стола - Макс не хотел. Не тот человек.
Можно было бы попытаться написать песню, но со стихами у него всегда были напряги, да и стремало играть свои три аккорда после того, что - видел! - умел играть Мэттью.
Проведя почти неделю в мучениях и терзаниях, Макс придумал, что дарить почти перед самым днём Ч.
Удивительно, но ему удалось: как оказалось, расписать красиво акриловыми красками белый галстук, он вполне способен. И вышел галстук на славу - в меру строгий, любимого мэттового синего цвета, и тонкой белой линией внизу - силуэт Афинского акрополя, что, несомненно, Символизировало.
Кроме подарка, который нетерпелось вручить, Макс озаботился и обстановкой - ужин (на сей раз европейский и перец - по вкусу, вот перечница, сыпь сам сколько хочешь), на всякий - вино и даже прибранная по такому случаю спальня. И даже свечи, хотя и не подозревал в себе такой романтики.
Вечер должен был пройти идеально. Макс, пританцовывая под музыку, заканчивал последние приготовления. Улыбаясь во весь рот, написал в ответ на пишедшее смс - "Жду:3".

...визг тормозов и звук удара с улицы пробился даже сквозь музыку. Тут же вынырнуло беспокойство. Всплывшие страхи, которые преследовали в самом начале отношений. "Пустое. Мэтт скоро будет".
Но для очистки совести Макс всё-таки выглянул в распахнутое в виду жары окно.
...осознание, что это именно в мэттов "ниссан" вписался чей-то внедорожник, пришло не сразу. Застыв у окна, чувствовал, как внутри всё холодеет - от горла к пяткам, и конечности становятся ватными, а воздух проникает в лёгкие через силу.
Дальнейшее помнилось смутно, урывками, как сквозь пелену.  Горячий, как в духовке, воздух улицы бил в будто замёрзшее лицо, ноги не слушались, но - бежали.
Думать "что, если" - не было времени, да и какие мысли, вообще не до них, им как будто управлял кто-то другой, кто-то, кто не умел быть хладнокровным и сдержанным в таких ситуациях.
Одно дело - когда смотришь в дуло пистолета или закапываешь ночью на кладбище труп. И совсем другое, оказывается, когда судорожно сбиваешь воздушную подушку, чтобы добраться - живой?! Целый?! Кажется, звал по имени, кажется, даже слишком громко - "Мэтт! Мэтт! Очнись, ну пожалуйста!"
Где-то выла скорая.
Не дышит. Не шевелится. Лицо залито кровью.
Макс смотрит, не ощущая даже, как его самого трясет, но просто смотреть невозможно, паника вытесняет остатки здравых мыслей, и он сбивает до конца подушку безопасности, проверяет пульс - паника! Не чувствуется! - руки липкие от крови, с третьего раза расстёгивает ремень безопасности, тянет на себя в попытке вытащить хоть через пассажирское сидение. В голове мигает одна мысль - "времени нет, времени нет, скорее, надо скорее вытаскивать".
Парамедики прибывают быстро, оттаскивают Макса, кто-то почти орет ему на ухо - "С Вами всё в порядке, мистер?!". Его лицо, шея и руки в крови, но это - не его кровь, и он кивает, не отрывая взглядя от слишком бледного Мэтта, которого вытаскивают из искореженной машины.
Нет, нет, пожалуйста, нет.
Раз. Два. Три. - сцепленными ладонями в белых перчатках - в грудную клетку. Интубация.
На носилках рядом то же проделывают с водителем лэнд-ровера.
Подъезжает вторая скорая и нагретый воздух над асфальтом заставляет картинку казаться ещё более нереальной. Максу хочется проснуться. Чтобы это всё оказалось неправдой.
Пожалуйста, нет.
"Вы родственник?.. Мистер, Вы - родственник?!".
"ДА!" - почти выкрикнул Макс, не задумавшись ни на миг о том, чем грозит эта ложь.
Из окон выглядывали. Он не замечал.
В скорой у него что-то спрашивали. Он кивал невпопад, едва не впал в истерику, когда приборы истошно запищали. Один из парамедиков вколол ему что-то - успокоительное, кажется, потому что мир стал ещё более размытым и он набюдал почти оцепенело, как командовали - "Чисто! Разряд!".
У входа в реанимацию его остановили, опустили жалюзи.
Оцепенение не позволило вцепиться в ворот белого халата и зарычать "а ты попробуй меня остановить".
Макс сполз по стене в коридоре, закрыл лицо руками. Успокоительное скрыло эмоции будто бы толстым грязным стеклом, но не вернуло ясность мыслей.
Нет, нет, нет, нет, - мысленно, как заведённый.

Как оказалось, в больнице его помнили.
Вышел доктор - смутно знакомый. Лицо строгое и суровое. С таким лицом не носят хороших новостей.
Макс даже не думал, что творилось с его собственным лицом в тот момент, но мир стал ещё более нечётким, на сей раз из-за подступивших к глазам слёз.
- Вы не родственник, мистер Ривера. - сказал хирург.
- Он жив? - почти беззвучно вытолкнул Макс.
- Зачем вы солгали, мистер Ривера?
- Он жив?! - голос сел, как будто он долгое время кричал и сейчас крикнуть не вышло.
- Жив. Я вынужден буду сообщить о Вашем вмешательстве. Никуда не уходите.
Макс и не думал уходить, не думал соображать, кому же собирается сообщать доктор, главное, что Мэтт жив. Известие принесло облегчение, но расслабиться и выдохнуть не удалось. Пока он сам не убедится в этом - никуда отсюда.
Входящий вызов. Макс даже не посмотрел - кто. Машинально принял.
Голос Эда в трубке - Макс не понял, что тот ему говорил. Дождавшись паузы, сообщил:
- Я в больнице. Мэтт попал в аварию. Я... - голос оборвался, вместе с тем и мысли. Что говорить ещё? Пустота в голове, нехотя бьющееся сердце, - Я не знаю, что мне делать. - вот так вот просто.
Кажется, Эд что-то сказал, прежде, чем в трубке раздались короткие гудки.