Последние две недели, прошедшие с момента эпохального ночного разговора с Максом, Женевьев жила в непроходящем напряжении. Ей казалось, что смотреть надо в оба, слушать и того лучше, используя даже среднее ухо, и лучше увидеть угрозу там, где её нет, чем пропустить реально существующую. В результате она постоянно ждала какого-нибудь тревожного звонка от Макса и тенью ходила за Марианной, охраняя её, где надо и не надо, и таким образом выполняя данное брату обещание. Серьёзные враги и злоумышленники помельче мерещились уже начали мерещиться ей за каждым кустом, и привычная наблюдательность потенциального копа стала плавно превращаться в настоящую паранойю.
За самим Максом Женевьев тоже по мере сил следила, втайне уверенная, что брату может понадобиться помощь и придётся вмешаться, несмотря на его нежелание "втягивать кого-то ещё". Ненавязчивое, но пристальное наблюдение в конце концов дао неожиданные результаты: несколько раз, направляясь к Максу в гости, Женевьев едва не столкнулась с человеком, который никак не тянул на студента-однокурсника и которого после некоторых усилий удалось опознать, как профессора Галагера, в своё время навещавшего Риверу-младшего в больнице. Женевьев удивилась и заинтересовалась. Опрос окрестной латинской шпаны младшего школьного возраста дал ещё более настораживающие результаты: по словам мелочи, "белый парень приходит часто, обычно вечерами, а иногда, как придёт, так и не выходит или уже только утром". Женевьев обалдела, раздала плату мелкими деньгами и жвачками подороже, поторчала немного у Макса под окнами и отправилась домой обдумывать информацию.
По всем признакам дело получалось странное и подозрительное: этот профессор Галагер оказывался рядом с Максом как-то уж больно часто. Сначала вся эта история с убийцей и трупами (любой коп скажет, что связь налицо), потом визит в больницу, да и кажется, сам Макс говорил про этого профессора больше и лучше, чем о других. Но это всё не так уж важно, мало ли какой бывает связь ученика и учителя... Добравшись до последнего умозаключения, Женевьев недоверчиво похмыкала и сама себе не поверила. Даже если не так уж важно, то вот всё остальное как называется?? Что за вечерние гостевания? В университете теперь не хватает времени для дополнительных занятий, и преподаватели учат студентов прямо на дому?
Вырисовывалось что-то такое, что Женевьев совсем не нравилось и, пожалуй, настоятельно требовало к себе внимания. После того, что Макс рассказал в ту мартовскую ночь, сеньорита Ривера весьма настороженно и недружелюбно воспринимала чужое пристальное внимание к своему брату. Порядочность и безобидность университетских преподавателей никогда не казались ей абсолютными, так что подозрения напрашивались самые то ни на есть чёрные.
Женевьев немного покружила по комнате, обнаружила пятницу на календаре и начинающийся закат за окном, сверилась с агентурными данными и решила, что хватит мучиться сомнениями: если брать подозреваемого с поличным, то сегодня будет в самый раз.
Как всегда заверив родителей, что она ненадолго, Женевьев запрыгнула на мотороллер и отправилась к Максу в гости. Найдя место своему железному пони, она нашла машину, которая, если всё правильно помнилось, принадлежала "объекту" и заняла наблюдательный пост. А если точнее, попросту остановилась на виду, намереваясь сразу попасться на глаза хозяину автомобиля и не медлить с разбирательствами. Солнце стремительно ползло к горизонту, Женевьев мрачно хмурилась и готовилась к подтверждению своих самых мрачных предположений.

Ждала и дождалась. Вон идёт, тот самый, не раз замеченный возле этого дома и совершенно точно виденный тогда в больнице. И судя по тому, как внимательно смотрит, попасться на глаза вполне удалось. Женевьев снялась было с места, намереваясь пойти профессору навстречу, но он был быстрее и вскоре оказался рядом со своей машиной. Рассудив, что упустить "объект" - вариант, не подлежащий рассмотрению, девушка заступила Галагеру путь к дверце у водительского сидения. Перевела дух и на всякий случай надела на палец кольцо с ключами. Разумеется, не бессмысленного побоища ради, а исключительно для собственного спокойствия и большего равновесия.
- Можете, - Женевьев, кивнув, снизу вверх посмотрела на профессора снизу вверх.
Надо было решать, сразу припирать допрашиваемого к стенке или сначала походить вокруг да около, обходными путями выуживая правду. С одной стороны, так, наверное, было бы разумнее, безопаснее и правильнее. С другой - дипломатичность никогда не была самой сильной стороной сеньориты Ривера. С третьей, Женевьев что-то подсказывало, что, если затеять словесную схватку, она в ней не выйдет победительницей. Решив, что в нестандартной ситуации уверенность в себе на вес золота, а значит, нужно пользоваться привычным оружием, Страйк полезла напролом. В конце концов, прямота и открытая атака обычно приносили ей не такие уж плохие плоды.
- Здравствуйте, профессор Галагер, - запоздало сказала она и прислонилась спиной к его машине. - Меня зовут Женевьев Ривера, и я пришла специально, чтобы с вами поговорить. Скажите, пожалуйста, вы ведь знаете моего брата? И ещё. Вы ведь к нему сюда приехали?
Жуткая бесцеремонность и наглое вторжение в чужую частную жизнь, просто-таки нахальнее не придумаешь. Женевьев с коротким невесёлым вздохом подумала, что сеньора Ривера совсем не погладила бы свою дочь по головке за такое нарушение этикета. Впрочем, нарушений, неугодных родителям, было уже столько, что куда уж теперь плакать по волосам.
Женевьев подняла глаза на "объект" и уставилась на него откровенно требовательным взглядом.

Женевьев недобро прищурилась и сунула руки в карманы джинсов. С места она не сдвинулась, ясно демонстрируя собеседнику, что разговор только начат, а от представителей семейства Ривера ещё никто не уходил раньше, чем они сами заканчивали тёплую встречу.
Казалось бы, ей всё сказали: один из лучших студентов, да и вообще совпадение. На секунду Женевьев почуяла острое сомнение: может, у этого Галагера любовница живёт по соседству с Максом? Или он сюда катается в покер резаться тайком от жены? Было бы глупо нарваться и осрамиться вот так. И всё-таки каким-то лисьим нюхом она чуяла, что дело нечисто и не в совпадениях тут соль. Да и воспоминания о больнице и похождениях Часовщика не давали покоя. Женевьев расправила плечи.
- Не позволю, - несколько запоздало сказала она, отвечая на намерение Галагера попасть в свою машину. - Мне нужно с вами поговорить, и я вас очень прошу не убегать, - девушка как-то сокрушённо вздохнула: получался не разговор, а какая-то странная смесь допроса с подачей прошения.
Сохранять баланс между наездом и обстоятельным, вежливым разбирательством оказалось очень сложно. В первом сеньорита Ривера была гораздо увереннее, чем во втором, а с этим собеседником тактика внезапного набега герильерос, кажется, могла и не сработать толком. Женевьев немного помялась, пытаясь перестроиться на другую манеру общения.
- Видите ли, мистер Галагер, - медленно начала она, стараясь на сей раз подбирать слова. - Мне кажется, это не совпадение. Я вас тут много раз видела, да и не только я. И получилось так, что я ещё кое-какие вещи видела и знаю. И из-за всего этого мне всё-таки кажется, что вы приезжали к Максу. А у моего брата сейчас трудное время, понимаете, сэр? - слегка понизив голос, Женевьев подалась к собеседнику. - Ему нужна помощь, а не новые проблемы, поддержка нужна. Я беспокоюсь о нём. Поэтому вы бы мне лучше сказали, зачем вы здесь на самом деле, а?
Получалось плохо. Всё получалось плохо: для полноценного наезда ей не хватало внушительности, а смена тактики проходила не слишком удачно. Женевьев никак не могла отделаться от ощущения, что то и дело начинает держаться, как уличная хулиганка, не хватает только начать бычить.
Если профессор проникнется просьбой и заговорит или хотя бы продолжит дипломатично запираться - у неё будет возможность перестроить-таки эту чёртову тактику. А если вспыхнет или вознамерится сбежать - дело плохо, потому что тогда, наверное, без скандала не обойдётся.

В ответ на заявление "объекта" о том, что он не убегает, а торопится, Женевьев только хмуро кивнула. Неважно, как ни назови, главное, что уже не так настойчиво пытается добраться до машины. Что же до самого разговора, то он пока не получался, а откровенными признаниями так и не пахло. И то, насколько упорно и щедро профессор Галагер сыпал отговорками ясно намекало: тайны имеются и есть, о чём говорить.
Предложение задавать вопросы Максу вызвало у Женевьев нервную усмешку, напомнив о недавнем ночном допросе.
- Мне бы не хотелось сейчас идти к Максу, - она ещё глубже сунула руки в карманы. - Как я уже сказала, у него в последнее время проблемы. Более серьёзные, чем обычно, и более опасные, чем вообще бывают у студентов-искусствоведов. И на расспросы он реагирует не особенно радостно, - прозвучало совсем не весело: признавать семейную напряжённость даже в разговоре с чужим человеком оказалось неожиданно грустно.
Усталый вздох и какой-то утомлённый, чуть ли не безнадёжный вид профессора начинал сбивать Женевьев с толку. Внутренний начинающий коп несколько невнятно намекал сеньорите Ривера, что человек, связанный с криминальной стороной жизни Макса, реагировал бы на этот тягомотный допрос по-другому. Неужели всё-таки ошиблась?
- Профессор, было бы замечательно, если бы вы говорили правду и действительно не хотели Максу проблем. Просто посудите сами: вас видели вместе, немало эпизодов так или иначе связывают ваши имена, вы постоянно бываете здесь, - Женевьев загибала пальцы, отсчитывая пункты. - Это похоже на совпадения, но не очень. Люди, которые окружают моего брата в последнее время, опасны. Но это, в конце концов, мелкая шушера, а вы - дело другое, и по возрасту, и, наверное, по деньгам. И мне, чёрт возьми, страшно от одной мысли о том, чем вы можете заниматься вместе, - последняя фраза прозвучала искренне и, несмотря на нервную интонацию, в ней была скорее бессильная злость, чем откровенная попытка наехать.
Разговор не получался, чем дальше, тем больше Женевьев была недовольна собой и постепенно склонялась к мысли о том, что, кажется, внутренний коп, как ни жаль, пока маловат для серьёзных операций.

Женевьев всё ещё недоверчиво и с некоторым сомнением изучала профессора. Опыт просмотра детективных сериалов и скептическое отношение к родной юстиции подсказывали, что фразу насчёт честного налогоплательщика и парковки обычно выдают те, кому очень даже есть, что скрывать от закона.
- Даже у Аль Капоне до поры до времени не было проблем с полицией, - хмыкнула она, всё ещё подозрительно посматривая на Галагера.
Дался мне этот Аль Капоне. Другое сравнение не найти, что ли?
Женевьев досадливо повела плечами и снова принялась сверлить собеседника взглядом. Напряжённым или по-настоящему встревоженным Галагер, пожалуй, не выглядел, зато утомлённым и каким-то замотавшимся - очень даже. Если быть с собой совсем честной, придётся "объекту" даже посочувствовать. Женевьев насупилась, невесело вздохнула, копируя собеседника. Немного отступила в сторону: человек устал, человек так настойчиво говорит, что торопится - тщательно привитая родителями вежливость оказалась сильнее приступа суровости.
- Хорошо, - Женевьев с сомнением покосилась на припаркованный чуть поодаль мотороллер. - Я, вообще-то, на ходу, но покатаюсь с вами, раз вы всё-таки согласны поговорить.
Предложение написать Максу можно было считать проявлением доброй воли, взгляд Женевьев слегка смягчился. Впрочем, давать знать о происходящем брату она не собиралась в любом случае: что-то ей подсказывало, что Максу не понравится ни слежка за ним, ни вся эта засада на парковке. Девушка задумалась было, не сообщить ли о своих планах кому-нибудь ещё, но решила, что лишние посвящённые во всём этом деле совершенно ни к чему.
Ладно, риск - дело благородное.
Женевьев улыбнулась профессору, скрестила руки на груди.
- Думаю, я смогу сама о себе позаботиться, а ребята всё равно знают, куда я пошла, - уточнять, что подразумевается малолетняя дворовая шпана, осведомлённая, что Страйк тут в последнее время по вечерам околачивается, она не стала. Только добавила. - Поедемте, профессор. Только вопрос у меня один, как был, так и остался: мне по-прежнему очень хочется узнать, зачем вы здесь, и что вас связывает с моим братом, - фраза прозвучала уже без нажима, но от упрямой интонации в голосе избавиться так и не удалось.
Женевьев теперь стояла немного в стороне, опиралась на крышу автомобиля и, щурясь на позднее солнце, наблюдала за собеседником.